Юлю затолкали в машину так ловко, что она не успела пискнуть даже. Да и не думала она, что в наше время такое возможно.
Работала Юля в санатории, куда приходилось ездить на электричке. Дорога выматывала, но платили нормально, и график был удобный, с садиком можно было совмещать. В тёплое время года ещё ничего, но зимой было страшновато до станции бежать: темно, людей мало, гаражи ещё эти… Но в машину её затолкали не возле гаражей, а прям у станции. Остановился большой чёрный джип, окошко опустилось, и мужчина с густой бородой спросил:
-Прокатимся, красавица?
Юля красавицей никогда не была. И в другой ситуации ей бы польстило такое обращение. Но ноги в старых сапогах уже ничего не чувствовали от холода, из носа текло, а до электрички оставалось семь минут. И больше всего на свете Юля хотела оказаться в тёплом натопленном доме. Хотя кто его без неё натопит. Сейчас погреется полчаса в электричке, добежит до сада, потом в магазин и домой, растапливать печку, ужин готовить. Хватало забот, в общем, не до болтовни ей сейчас. Так она и сказала:
-Глаза разуй, какая я тебе красавица!
И пошла вдоль дороги по натоптанной тропинке. Машина обогнала её, снова затормозила, вышел мужчина – без бороды, другой, высокий и крепкий. Ловко подхватил её и посадил на заднее сидение.
Тот, с бородой, с довольной улыбкой сообщил:
-Ты мне понравилась. Поэтому поедешь ужинать со мной.
И тут Юля поняла, что мужчина очень пьян и совсем не привык к отказам. И расплакалась.
-Отпустите, меня дочка ждёт! Ну, зачем я вам! Мне тридцать два года, я некрасивая и разговоры вести не умею. Вы не смотрите на шубу, мне её соседка по доброте душевной отдала. А под шубой у меня старая кофта и штаны, какой ужин?
Громила, который посадил её в машину, наклонился и что-то шепнул бородатому. Тот помотал головой и сказал:
-Ладно, не реви. Я тебя с санатория пасу, думаешь, не видел кофты твоей? Ты на мамку мою похожа, а она так мечтала, чтобы её в ресторан позвали. Пошли, не ломайся. Хочешь, я тебе платье куплю?
-Я домой хочу, – всхлипнула Юля. – Мне дочку забрать надо.
-Сколько лет дочке-то?
-Четыре.
-А отец где?
-Ушёл.
-Вот и мой ушёл. К другой бабе поди?
-Да нет. Его мать науськала, что ребёнок у нас ненастоящий.
-Это как – ненастоящий?
-Мы ЭКО делали. Он вроде согласился сначала, а потом она сказала, что у таких детей души нет. Ну и всё такое. Он хороший, но внушаемый очень, – по привычке принялась защищать бывшего мужа Юля.
-Ненастоящий, значит, – протянул бородатый. – Ладно, поехали смотреть. Говори, где там ваши ясли или как там это называется. Вовка, вези.
Юля вжалась в кресло и лихорадочно придумывала, что ей делать дальше. Понятно было, что бородатый просто так не отвяжется. Одна надежда на громилу – тот вроде смотрел на Юлю с сочувствием.
Когда они завалились всей компанией в группу, и воспитательница, и родители, которые засовывали детей в тёплые комбинезончики, разом замолчали и уставились на Юлю. Ещё бы, в такой компании её раньше не видели. Впрочем, Ирочка ничуть не испугалась чужих дядей, она вообще была не из пугливых: сразу спросила, не Дед Мороз ли это с бородой и не видели ли они её папу. Про папу она у всех спрашивала, Юля уже привыкла и даже не смущалась. Когда сели в машину, Ирочка заинтересовалась рулём и сообщила, что она, вообще-то, тоже умеет рулить.
Бородатый рассмеялся:
-Забавная девчушка. А ты говоришь, ненастоящая. Мороженого хочешь?
-Хочу! – обрадовалась Ирочка.
Они поехали в кафе-мороженое. А потом в супермаркет, где бородатый набрал целую корзину бесполезной еды: солёной рыбы, заморских фруктов и сыров с плесенью. Юля предпочла бы курицу и макароны, но дарёному коню в зубы не смотрят.
Их довезли прямо до дома, и бородатый, который уже немного протрезвел, напросился на чай. Пока Юля растапливала печку, он таращил глаза, а потом сказал:
-А я думал, это у меня тяжёлое детство было… У вас что, реально туалет на улице?
-Реально, – усмехнулась Юля.
Бородатого она уже не боялась. Поняла, что тот безобидный, просто дурной. А помощник у него вообще славный малый: он успел подложить в корзину молоко, хлеб, нормальный сыр и творожки детские. Наверное, у самого дети есть.
Когда удалось избавиться от непрошенных гостей, Юлю отчего-то затрясло. Она расплакалась, испугав дочь, но остановиться никак не могла: слёзы лились сами, впервые, наверное, с того дня, когда муж собрал вещи и вернулся к маме, оставив её одну, глубоко беременную, в только что купленном доме. И на том, спасибо, конечно, что не стал дом делить. Сказал, что хоть ребёнок ненастоящий, но пусть дом им остаётся.
На следующий день у выхода из санатория стоял тот же джип. Бородатого не было, был только его водитель Вовка.
-Садись, – сказал он. – Довезу до города.
-Зачем? – удивилась Юля. – На твою мамку я тоже похожа?
-Да ну тебя, – обиделся Вовка. – Мне всё равно в ту сторону, думал, отчего не подвезти.
-Ладно, – вздохнула Юля. – А хозяин твой где?
-Отсыпается. Ты не сердись, он нормальный, так-то. Вчера день рождения у его матери было. Ну, в смысле, если бы она была жива. Понимаешь, короче. Так-то он не пьёт.
Юля кивнула. Да и какая ей разница. Села.
Сначала ехали молча. Вовка явно был не из тех, кто умеет разговор поддержать. Но потом он всё же спросил:
-А что, ребёнок реально из пробирки?
Юля вздохнула и кивнула:
— Реально.
Вовка не отреагировал сразу. Только крепче сжал руль, и машина чуть дернулась. Потом, спустя пару минут, сказал:
— А у меня племяшка тоже так родилась. Сестра пять лет лечилась, потом решились на ЭКО. Всё срослось. Сейчас этой малявке уже семь. Шустрая, как электровеник.
— Ну и что, тоже говорили, что без души? — с иронией спросила Юля.
— Да бабка у нас ворчала. Та ещё… Она и свою дочь считала недостойной, не то что внучку. Говорила: “Надо было смириться и не лезть в дела Божьи”. А сестра ей как врезала в какой-то момент — сковородкой. И выставила. Всё. С тех пор живут спокойно.
Юля усмехнулась. Первый раз за долгое время — по-настоящему.
— Знаешь, мне иногда кажется, что я на войне. Только враг не снаружи, а вокруг — в людях, в их словах, взглядах, даже молчании. И нет сил больше никому ничего доказывать.
— А и не надо, — пожал плечами Вовка. — У тебя дочка? Живая, здоровая, улыбается? Вот и всё. Пусть все остальные идут лесом. Моя сестра тоже плакала ночами, пока не научилась просто быть счастлива.
Он повернулся к ней и вдруг добавил:
— А Ирочка твоя классная. Глазёнки как у белки. Схватила меня вчера за палец и спросила: «А у тебя дочка есть?» А я и не знал, что ответить…
— А есть? — тихо спросила Юля.
— Нет. Я один. Был. А теперь, может, не совсем…
Они замолчали. Машина ехала по узкой дороге, покрытой снегом, вокруг скрипели сугробы и звенела тишина. Потом Юля показала:
— Тут останови. Мне на почту надо. Пособие пришло.
Вовка кивнул, вышел из машины и открыл ей дверь.
— Подожду.
— Не надо, — смутилась она. — Я сама.
— Я подожду, — повторил он. — Всё равно кофе хотел взять. Там, рядом с почтой, палатка с пирожками. Вкусные.
Юля пошла по тропинке, а он действительно взял себе кофе и два пирожка. Один с картошкой, второй с повидлом — для неё. Не знал, какой она любит.
Когда она вернулась, подала ему квитанцию с глазами на мокром месте.
— Шестьсот семьдесят три рубля. На месяц. А у Ирки валенки порвались. Печку топлю дважды, но всё равно сырость. Иногда думаю, не сгнию ли тут с ней вдвоём.
Вовка протянул ей пирожок с повидлом и сказал:
— Так переезжай.
Юля засмеялась сквозь слёзы.
— Куда?
— Ко мне.
Она посмотрела на него, будто он сказал что-то неприличное.
— Ты с ума сошёл? Мы знакомы два дня!
— Ну, тогда не ко мне. Но не тут же жить! У меня у друга квартира стоит в центре. Живёт в Швейцарии, приезжает раз в год. Сказал — сдавай, если кто нормальный. Крыша не течёт, туалет — внутри. Пойдём, покажу в выходные?
Юля колебалась. Очень. Душа билась между страхом и надеждой. Её столько раз обманывали, предавали, унижали. А тут — вроде человек и не настойчивый, и слова простые, понятные.
— Пойду, — наконец сказала она. — Только с Иркой.
— Конечно, — кивнул Вовка. — Мы без неё теперь никуда.
Через неделю Юля уже ходила по чужой, но чистой и уютной квартире. Гладкие стены, настоящий линолеум, белые пластиковые окна, а не промерзающие щели, как в её доме. Унитаз с крышкой. Электроплита. И даже ванна. Она не верила своим глазам. Ирка сидела в огромной раковине и хохотала, плескаясь.
— Можно остаться? — спросила Юля почти шёпотом.
— Конечно, — ответил Вовка.
— А платить сколько?
— Потом решим. Сейчас главное — чтобы вы согрелись.
Юля снова заплакала. И снова не могла остановиться.
Бородатый, между тем, не исчез. Через пару дней он появился снова, но уже в трезвом виде, с двумя бутылками сока, пачкой конфет и тортом. Стоял на пороге новой квартиры и жался как школьник.
— Простите, — начал он. — Я… тогда был пьян. И вообще, я дурак. Мать в детстве говорила, что у меня вместо мозгов — пельмень.
Юля молчала. Ирочка выглянула из-за её ноги и закричала:
— Дед Мороз! А я говорила, что ты настоящий!
Бородатый присел перед девочкой:
— Настоящий. Только подарков с собой нет. Можно завтра?
Юля вздохнула.
— Ладно. Проходите. Только недолго. Нам ужин готовить.
С этого дня он стал приходить чаще. Не как мужчина — как родственник, которого жизнь таскала по углам, а теперь вернула на свет. Он приносил продукты, однажды привёз ноутбук — «для мультиков», потом настольную лампу — «для чтения». И всё время повторял: «Я просто хочу, чтобы у тебя всё было. И у неё».
— Как тебя зовут-то хоть? — спросила как-то Юля, подливая ему чай.
— Борис. Но все зовут меня Боря. Или Борода. Кто как.
— А Вовка тебе кто?
— Друг детства. Единственный, кто остался. Остальные — либо по зонам, либо в бизнесе, либо под землёй. А он рядом. Говорит правду в лицо и борщ умеет варить.
— Умеет? — удивилась Юля.
— Умеет. Лучше меня. У него бабушка кулинаром была. Он у неё жил.
Юля кивнула.
— Тогда, может, пусть борщ и варит. А ты посуду помоешь.
— Согласен.
Весной Юля пошла с Ирочкой в детскую поликлинику — на медосмотр перед поступлением в сад. Вовка отвёз их, подождал в машине. Потом купил пирожки, как в первый раз.
— Ты серьёзно с ним? — спросила Юля, пока Ирочка жевала за обе щеки.
— Я ни с кем не всерьёз. Но он первый, кто не испугался ни моей бедности, ни моего ребёнка, ни моих истерик.
— А ты испугалась бы?
— Раньше — да. Сейчас… не знаю. Он странный, но тёплый. Он пришёл в мою жизнь, когда мне совсем нечем было топить печку. И стал этим теплом.
Через полгода Юля снова работала в санатории, но теперь на полставки — чтобы чаще быть с дочерью. Вовка открыл шиномонтаж недалеко от дома и часто забирал Ирку из сада. Боря ездил по стройкам и «решал вопросы», как он говорил. А по выходным они ездили в парк, кормили уток, катались на лодках и пили чай из термоса.
Юля всё чаще ловила себя на мысли: а ведь можно быть счастливой не потому, что всё идеально, а потому, что рядом — живые люди, тёплые руки, настоящие смех и слёзы.
Ирочка подросла и как-то вечером спросила:
— Мам, а это теперь моя семья?
Юля замерла.
— Почему ты так решила?
— Ну, потому что Вовка меня забирает, Боря мороженое покупает, а ты смеёшься больше, чем раньше. Наверное, это и есть семья?
Юля обняла дочь и прошептала:
— Да, Ирочка. Это она и есть.
Однажды, в декабре, они всей компанией сидели у них дома. Елка стояла в углу, гирлянда мигала, пахло мандаринами и курицей из духовки. Ирка крутилась в новом платье, подаренном Борей, и Вовка ставил на стол оливье.
Боря поднял бокал с соком:
— Знаете, друзья, я думал, что умру один, с бородой до колен, среди пыльных бутылок и чужих обид. А теперь вот — не страшно. Потому что у меня есть вы.
Он посмотрел на Юлю и добавил:
— А ты… Ты всё изменила.
Юля посмотрела на него и улыбнулась.
— Я просто хотела, чтобы было тепло. А теперь тепло везде — даже в душе.
А в углу, на стуле, лежали старые Юлины сапоги. Те самые, в которых она бежала в тот день к электричке. Вовка хотел выкинуть их, но Юля не позволила.
— Это мои счастливые сапоги. В них меня однажды украли… и вернули мне жизнь.
Прошла ещё одна зима — первого снега они ждали особенно трепетно, потому что это был момент, когда Ирочка впервые увидела снегопад. Она стояла у окна, широко раскрытыми глазами наблюдая, как каждый снежок падал с неба, и весело хлопала в ладоши. Юля стояла рядом и держала её за плечико — тепло пирога и аромат чая создавали ощущение уюта, которого чаще всего не хватало в прошлом. Вовка и Боря сидели на диване, глядя на них — оба вновь открыли в себе умение искренне радоваться простым вещам.
– Мам, – вдруг сказала Ирочка, – а у детей из пробирки есть волшебная сила?
Юля рассмеялась и наклонилась:
– Почему это?
– Ну, ты говоришь, такие дети «ненастoящие», – повторила она, будто цитируя высокого взрослого. – Значит, уволшебка!
Боря вытащил её на колени, подарил торт:
– Вот тебе волшебная сила — сахарно-снежное настроение.
Вовка тем временем достал старый фотоальбом:
– Смотрите, нашёл селфи с прошлого года. И посмотрим, как выросла Ирка!
Они все уселись, переворачивая страницы: на одной Ирочка залезла на плечи Вовки, на другой — с Борий в морозе пили какао из термоса. Каждая фото — история, маленькое чудо. И Юля понимала: вот оно — счастье. Не идеальность, а настоящая жизнь, полная тепла, даже если не роскошная.
Весной, когда почки на соснах раскрывались тонкими зелёными стрелами, в жизни появилась новая забота. Вовка решил, что пора брать ответ за свою семью ─ и предложил Юле позаниматься кое-чем важным: купил ей курс английского языка на выходные, «Чтобы в санатории было кого учить – и в отпуск ездить можно». Юля смутилась, но согласилась. А Ирочка, как всегда, подбадривала:
– Мама будет умная!
И они вместе занимались — Юля зубрила слова, а Ирочка тихонько «читала» вместе с ней, повторяя. Боря приносил горячий шоколад в большую кружку, чтобы им было уютно, даже если за окном шёл дождь. И словари с тетрадками тоже отдали — Юля понимала, что это не пустяк, а шаг в будущее.
А дальше случилось вот что: под конец курса Юля получила предложение вести экскурсии в санатории — для иностранных гостей, валиковые группы. Мало оплата, зато интересно: свежий воздух, общение, горы, разные люди. И главное – выходные освобождены. Это означало, что больше не нужно день напролёт сидеть в дали от дома… Что по субботам можно уложить Ирочку спать, обнять Борию и сказать: «Сегодня — наши выходные».
Она расплакалась от счастья, когда рассказала им:
– Я… я буду именно тем, кто рассказывает истории красивым людям о том, как хорошо у нас. У меня есть вы. И у меня есть дом, и печка, и работа… и сердце, которое теперь спокойно.
Вовка чмокнул её в щёку:
– Молодец. Теперь нам идти читать туристам, как рождается счастье в горах.
А Боря, задумчиво глядя на Ирку, тихо сказал:
– Значит, как у тебя, мышка?
– Да, – ответила Юля. – Как у нас.
В тот вечер, когда снег постепенно превратился в дождь, они стояли у окна всей семьёй — обнявшись, смотрели на потёкшие светящиеся фонари улицы и понимали, что вместе даже самый длинный путь — это прогулка по уютной аллее. И больше никого не пугала ни зима, ни темнота, ни одиночество. Потому что каждый здесь — отражение другого. И это оказалось самым настоящим чудом.
