— Это же моя квартира! Что значит «мы решили продать твою квартиру»? Она куплена на деньги от бабушкиного наследства!
— Я слышала, у тебя проблемы, — продолжила женщина, словно не слыша возмущения Карины. — И ты решил, что сестра обязана их решить, продав квартиру?
— Это не… Я просто… — Виталий замялся, потом махнул рукой. — А что мне остаётся? Я на грани банкротства. У меня семья, ответственность…
— Мы уже договорились с риелтором, — Виталий нервно крутил в руках чашку, бросая на сестру короткие взгляды.
В голове Карины пронеслась абсурдная мысль: может, брат шутит? Или она ослышалась?
— О чём ты вообще говоришь?
Наташа, сидевшая рядом с мужем, нетерпеливо вздохнула и подалась вперёд:
— Мы решили продать твою квартиру. Виталик нашёл хороших людей, готовы купить быстро и по отличной цене, — произнесла она так буднично, будто речь шла о продаже старой мебели. — Мы подумали, что тянуть с этим — глупо.
Карина медленно поставила чайник на подставку и опустилась на стул напротив неожиданно обнаглевших гостей. С каждой секундой происходящее становилось всё более сюрреалистичным.
— Это моя квартира. Моя, Виталий. Что значит «мы решили»?
— Ну вот именно! — оживился он, словно только этого и ждал. — Ведь квартира куплена на деньги от продажи бабушкиной однушки. А по-хорошему она принадлежала нам обоим. Просто тогда я не стал вдаваться в эти… формальности.
— Формальности? — Карина с трудом сдерживала голос. — Ты сейчас о бабушкином завещании?
— Мама и бабушка поступили со мной несправедливо! — лицо Виталия налилось краской. — У тебя была возможность повлиять на них, а я был занят… бизнесом! Кто знал, что всё так обернётся?
— Значит, я виновата, что не бросила их, как ты? Тогда было бы справедливо?
— Мы уже внесли задаток риелтору, — вклинилась Наташа с видом хозяйки положения. — Виталик из своего кармана заплатил. Агент, между прочим, очень надёжный.
Карина медленно повернула голову к жене брата. Внутри всё кипело.
— Действительно. Какое недоразумение — не знать, что вы тут уже распоряжаетесь моей собственностью.
Когда дверь за ними захлопнулась, Карина осталась стоять на кухне, словно оглушённая. Всё это было похоже на дурной сон.
Пять лет назад не стало бабушки, Ады Леонидовны — сухонькой, но крепкой женщины, державшейся до последнего. Даже в самые тяжёлые дни она интересовалась делами Карины на работе, подшучивала над её службой на таможне.
«Ты хоть настоящих контрабандистов ловишь, или только косметику изымаешь?» — спрашивала бабушка, хитро прищурившись, и Карина, уставшая после смены, делилась историями из аэропорта.
После смерти матери бабушка осталась одна. Карина приезжала к ней почти ежедневно, а на выходных оставалась с ночёвкой. Виталий заглядывал редко — раз в месяц, и то ненадолго: «работа», «бизнес», «время».
После похорон оказалось, что бабушка оставила завещание: квартира и сбережения — Карине, дача и личные вещи — Виталию. Он тогда не возражал, был поглощён делами. Дачу продал почти сразу, вложив деньги в расширение бизнеса.
Карина же продала бабушкину квартиру, добавила немного накоплений и купила эту — скромную, но уютную двушку в новом районе. Здесь она с сыном, Максимом, начинала новую жизнь.
Ремонт, мебель, обустройство… всё строилось по крупицам. Максим поступил в университет, Карина получила повышение — казалось, жизнь наконец вошла в тихое русло. А теперь брат, спустя пять лет, внезапно решает, что её квартира — их общее дело.
Звук поворачивающегося ключа вывел её из раздумий.
— Мам, ты чего такая бледная? — Максим скинул рюкзак и вгляделся в её лицо. — Что-то случилось?
— Я просто… не понимаю, как они вообще могли подумать, что я соглашусь, — прошептала она.
— Это вообще ни в какие ворота! — Максим нервно ходил по кухне. В свои девятнадцать он был точной копией отца — внешне. Но характером весь в мать.
— Дядя Виталий совсем уже… А тётя Наташа — ещё та!
— Не выражайся, — машинально отозвалась Карина, помешивая чай.
— А что, неправда? Они сами разорились, а теперь хотят на нашу квартиру рот открыть? И при чём тут вообще бабушкино наследство? Он тогда и вспоминать о ней не хотел! Сколько раз он к ней приезжал, когда она болела? Один, два раза в год?
Карина вздохнула. В детстве она обожала Виталия. Он был её защитником, наставником. Когда всё изменилось? Может, после женитьбы? Или когда просто стал чужим?
— Мам, скажи, ты же не собираешься им уступать? — он остановился перед ней.
— Конечно нет, — Карина потёрла виски. — Но и ссориться с братом не хочу…
— А он? Он хочет? Он пришёл и начал распоряжаться твоим имуществом! Ты серьёзно боишься его обидеть?
Телефон завибрировал. Сообщение от Лены, коллеги:
«Привет! Твой брат всем рассказывает, что вы продаёте квартиру и переезжаете ближе к работе. Это правда? Если да — у меня племянник риелтор, могу свести».
Карина показала сообщение сыну.
— Видишь? Он уже везде раструбил, что я продаю квартиру…
Максим нахмурился:
— Перезвони Лене. Объясни всё. И другим тоже. А я завтра после пар заеду к нему. Поговорю.
— Только без скандала, — с тревогой попросила Карина. — Обещай.
Следующие две недели прошли в напряжении. Виталий звонил почти каждый день: сначала спокойно, потом — с раздражением. Наташа присылала длинные сообщения про «семейный долг» и «моральную обязанность».
Карина узнала, что у брата действительно всё плохо: бизнес прогорел, долги, кредиты, угрозы от коллекторов. Но мысль о том, чтобы отдать за это свою квартиру, казалась ей безумием.
«Если бы он просто попросил…» — думала она, выходя с работы.
Возле подъезда стояла машина Наташи. Рядом — немолодая пара и мужчина в костюме с папкой.
— А вот и хозяйка! — радостно произнесла Наташа. — Мы вас уже заждались.
— Что здесь происходит? — спросила Карина, чувствуя, как внутри поднимается волна холода.
Карина стояла перед подъездом, словно вкопанная. Рядом с Наташей — незнакомые люди. Мужчина в костюме, по всей видимости, риелтор. Он поправил очки и сделал шаг вперёд:
— Добрый день, вы Карина? Очень приятно. Меня зовут Павел, агент по недвижимости. У нас назначен показ квартиры.
— Какой ещё показ?! — голос её прозвучал неожиданно громко. — Вы кто вообще все такие?
— Карина, не начинай, — Наташа с натянутой улыбкой приблизилась. — Люди приехали смотреть квартиру. Мы же говорили — процесс уже пошёл. Эти покупатели очень надёжные. Нам нельзя их упустить.
Карина закрыла глаза на секунду, как будто надеясь, что это всё исчезнет, если моргнуть.
— Вы… с ума сошли?
— Ну что ты так реагируешь? — Наташа сморщила нос, делая вид, что искренне не понимает. — Всё же для семьи. Виталик на грани. У него долг почти пять миллионов. У тебя стабильная работа, сын уже взрослый…
Карина рассмеялась. Но смех её был пустым, нервным.
— То есть ты сейчас мне объясняешь, почему я должна отдать единственное жильё, потому что твой муж не умеет вести дела?
— Мы же семья, — тихо сказал риелтор, ошибочно решив, что это убедит. — Всегда можно договориться. Я уверен, что…
— Замолчите! — Карина не выдержала. — Уходите отсюда. Все. Немедленно. Это моя квартира, и никаких показов не будет. Я даже полицию могу вызвать!
— Карина, ну зачем так? — Наташа попыталась взять её за руку, но Карина резко отдёрнулась.
— Ещё раз приедешь сюда без моего разрешения — подам заявление за самоуправство.
Гости, переглянувшись, с обиженными и недоумёнными лицами отошли к машине. Наташа что-то шептала пожилой женщине, а риелтор продолжал вежливо улыбаться, хотя глаза его уже были насторожены.
Когда машина уехала, Карина опустилась на лавочку у подъезда. Руки тряслись. Возмущение смешивалось с обидой и отчаянием.
Воспоминание нахлынуло внезапно.
Бабушка варила кисель, стоя у плиты в старом халате с цветами.
— Каринушка, вот увидишь, однажды всё это будет твоим.
— Что именно, бабушка?
— Дом, тепло. Ты заслуживаешь покоя. А брат твой… он свой путь выбрал.
— А вдруг он обидится? — робко спросила Карина.
Бабушка махнула рукой:
— Кто в обиде, тот не любит. Запомни: ты мне не просто внучка, ты опора.
Карина вытерла глаза.
«Опора»… А сейчас она ощущала себя измотанной, обманутой.
В тот же вечер пришёл Максим. Сын сжал её ладони:
— Мам, я был у дяди. Говорил спокойно, как ты просила. Он… знаешь, он не понимает, что делает что-то не так. У него, по его словам, чувство, что его обошли, предали, оставили с пустыми руками.
— Он сам ничего не захотел, когда был шанс. Ни к бабушке, ни с бумагами. — Карина устало откинулась на спинку дивана. — А теперь — «давай по справедливости»?
— Я ему сказал, что ты не собираешься ничего продавать. И что если он ещё раз попытается давить — ты подашь в суд. Он растерялся. Сказал, что «не ожидал от тебя такого».
Карина печально усмехнулась:
— Конечно. Он привык, что я уступаю. А когда вдруг — нет, это уже «удар».
Максим заглянул в её глаза:
— Мам. Ты — не жертва. И не обязана спасать тех, кто сам себя топит.
Карина кивнула. Словно только сейчас позволила себе в это поверить.
На следующий день она пошла к юристу.
Всё было оформлено по закону: квартира в собственности, документы в порядке. Завещание бабушки зарегистрировано, сроки давности прошли. Нарушений — никаких.
— Даже если он подаст в суд, — сказал юрист, — его шансы — ноль. Максимум, что он может, — создавать шум.
Карина поблагодарила и вышла на улицу с чувством впервые за много дней — уверенности.
Но через день ей позвонили с работы.
— Карина Сергеевна, извините, что вмешиваемся, но… Вы действительно продаёте квартиру? Нам звонил ваш брат, представлялся вашим доверенным лицом, просил уточнить адрес для покупателей…
— Что?! — Карина почувствовала, как земля уходит из-под ног.
— Мы, конечно, ничего не сказали. Просто странно…
Карина, не раздумывая, написала брату:
«Виталий, ещё раз попытаешься представляться моим доверенным лицом — я обращаюсь в полицию. Все разговоры фиксирую. Больше с тобой не общаюсь напрямую. Всё — только через юриста.»
Ответ пришёл почти сразу:
«Ты действительно так с братом? Я не узнаю тебя. Но хорошо. Сам виноват. Прости.»
Карина не ответила.
Несколько дней было затишье. Затем пришло письмо.
Рекомендательное письмо от коллекторской фирмы.
В нём — просьба рассмотреть возможность выкупа имущества брата в счёт долга.
В приложении — список активов, среди которых… её квартира.
Карина задыхалась от возмущения. Он внёс её квартиру в свои активы. Без ведома.
Юрист, сжав губы, сказал:
— Это серьёзно. Вам придётся направить возражение и заявление об искажении данных. Но мы это отработаем.
— А если коллекторы приедут?
— Пусть попробуют. У вас есть документы. Но всё же поставьте сигнализацию и камеры. И держитесь — морально. Они могут давить.
И правда. Через два дня — звонок в дверь. Трое крепких мужчин.
— Добрый вечер. Мы хотели бы поговорить насчёт квартиры.
Карина не открыла.
— Вы что, не понимаете? — голос за дверью. — Мы по-хорошему. А можно и по-другому.
Она молча сняла на видео их лица, вызвала полицию и соседа с верхнего этажа. Через пять минут гости уехали, а Карина написала заявление.
Той же ночью Максим остался у неё.
— Мам, это уже не просто жадность. Это — давление. Шантаж. Ты не одна. Я рядом.
— Спасибо, сынок, — Карина прижалась к нему. — Ты у меня самый лучший.
Через неделю состоялась встреча с адвокатом Виталия.
— Карина Сергеевна, — начал он, — мой клиент готов отказаться от притязаний, если вы… поможете с выплатой части долга. Не всей. Миллион. Для вас это не критично, зато поможет сохранить семью.
Карина молча достала из папки лист и протянула:
— Это исковое заявление. О защите чести, достоинства и частной собственности.
А вот это — материалы по делу об угрозах. Там есть видео, аудио и скрины переписок.
Адвокат побледнел.
— Вы серьёзно?
— Более чем. Я защищаю не только свою квартиру. Я защищаю себя.
Через месяц Виталий позвонил. Голос был тихий, потерянный:
— Карина… Прости. Я всё испортил. Наташа ушла. Бизнеса нет. Остался один.
— Я не желаю тебе зла, Виталий. Но ты должен понять: у каждого есть границы. Ты не имел права.
— Я просто… испугался. Захотел хоть за что-то зацепиться. Ты была последней надеждой.
— Надежда — это не значит, что можно отобрать. Можно попросить. Но не шантажировать. Не угрожать. Не унижать.
Он молчал. Потом сказал:
— Спасибо, что ответила. Удачи.
Это был их последний разговор.
Прошло три месяца. Лето заканчивалось.
Максим перевёлся на бюджет. Устроился подрабатывать. Карина взяла отпуск, съездила на юг.
Каждое утро начиналось с чашки кофе на балконе и тишины.
В этой квартире теперь не было страха.
Только спокойствие.
Однажды она нашла старую фотографию: она с Виталием в детстве, на берегу озера. Улыбаются. Лето. Радость.
Карина долго смотрела на снимок.
Потом убрала в ящик.
Время лечит. Но доверие, однажды преданное, уже не возвращается.
Эпилог
— Мам, ты выглядишь иначе, — заметил Максим за завтраком. — Спокойнее.
— Потому что я больше не даю никому права распоряжаться моей жизнью.
Он кивнул.
А Карина улыбнулась.
И впервые за долгое время эта улыбка была — настоящей.
ЧАСТЬ 2
— Что здесь происходит? — повторила Карина, не отрывая взгляда от женщины в деловом костюме, державшей в руках папку. У неё было выхолощенное лицо риелтора, который уже видел всё — и сцены с плачем, и истерики, и сделки на кладбище.
Наташа шагнула к ней, улыбаясь слишком широко:
— Это Олеся, риелтор. А это — покупатели. Очень приятные люди. Мы как раз обсуждали детали. Надеялись, что ты не опоздаешь.
— Опоздаю? — переспросила Карина, чувствуя, как слова застревают в горле. — Наташа, я тебе ясно сказала: никакой продажи не будет!
Риелтор приподняла брови, но голос у неё остался вежливо-нейтральным:
— Простите, вы — Карина?
— Да, — коротко кивнула она.
— А вы… вы не собираетесь продавать квартиру?
— Нет. — Карина сделала шаг вперёд. — И кто вам сказал, что собираюсь?
— Ваш брат… — начала женщина, но Карина перебила:
— Мой брат здесь не живёт. Он не имеет никакого отношения к этой квартире.
— Постой… — вмешалась Наташа, её тон стал жёстче. — Мы ведь всё уже обсудили. Люди приехали из другого конца города, у них ипотека. Договор почти готов!
— Вы в своём уме? — Карина смотрела на неё с изумлением. — Как вы смеете водить сюда людей без моего ведома?
— Ты не понимаешь, в каком мы положении, — проговорила Наташа сквозь зубы. — У Виталика всё рушится, коллекторы названивают, нас скоро с ребёнком выкинут на улицу. А ты сидишь в своей квартире, купленной на бабушкины деньги, и рассуждаешь о морали?
Карина почувствовала, как внутри всё сжалось. Но голос остался холодным:
— У вас был шанс. Пять лет назад. Но вы тогда решили, что дача — это всё, что вам нужно. Никто не мешал вам обсуждать это раньше. Сейчас — поздно.
— Поздно? — риелтор невольно сделала шаг назад, когда Наташа вспыхнула. — Мы уже задаток внесли!
— Вы внесли задаток на чужую квартиру, не посоветовавшись с её владельцем? — Карина повернулась к Олесе. — И вы это допустили?
— Я… мне сообщили, что вы сестра и согласны, — замялась женщина. — Простите. Если это недоразумение…
— Это мошенничество, — чётко произнесла Карина.
Пожилая пара, стоявшая рядом, переглянулась.
— Мы не хотим ни в чём участвовать, если хозяйка против, — пробормотала женщина, беря мужа под руку.
— Прошу прощения за потраченное время, — Карина кивнула им. — Вам стоит подумать, с кем вы имеете дело.
Покупатели удалились. Риелтор бросила на Наташу осуждающий взгляд и пошла следом.
Карина осталась стоять с Наташей у подъезда.
— Ты не понимаешь… — прошипела Наташа, но Карина перебила:
— Нет. Это ты не понимаешь. Всё кончено. Если ещё раз кто-то без моего разрешения переступит порог этой квартиры, я вызову полицию.
— Виталий будет в ярости.
— Пусть будет.
Карина прошла мимо и закрыла дверь с металлическим щелчком. В груди колотилось сердце. Руки дрожали. Только теперь она заметила, что ладони вспотели.
Вечером позвонил Виталий. Она не взяла. Потом снова. В третий раз — отбила. На четвёртый раз он написал:
«Ты уничтожаешь нашу семью. Всё ради квадратных метров?»
Она долго смотрела на экран. Потом медленно набрала ответ:
«Ты начал это сам. И если продолжишь — встретимся в суде».
— Ты молодец, мам, — сказал Максим, когда она рассказала ему об инциденте.
Они сидели на кухне. Чай был уже холодным, но Карине было всё равно. Она впервые за долгое время чувствовала, что контролирует ситуацию.
— Я не хотела до такого доводить, — призналась она. — Но выбора не оставили.
— Это не ты довела. Они. — Максим помолчал. — Слушай, а может, нам стоит проконсультироваться с юристом? Ну, чтобы точно знать, что никто не сможет насолить.
— Я уже думала об этом. Хорошая мысль.
Карина записалась на приём к знакомому адвокату. Иван Петрович работал вместе с её покойным отцом и теперь вёл частную практику.
— Ну-с, — сказал он, перебирая бумаги. — Завещание у тебя на руках?
— Вот. — Карина протянула копию. — Всё оформлено законно. После этого я продала бабушкину квартиру и купила свою.
— Очень хорошо. Значит, собственность оформлена правильно. — Он постучал ручкой по столу. — А брат твой здесь — пустое место. Ни по документам, ни по праву не может претендовать.
— Но он утверждает, что бабушка несправедливо всё оформила…
— Пусть докажет. Через суд. Только вот сроки оспаривания завещания давно прошли. Он этого не сделает — просто давит на тебя морально.
Карина выдохнула. Впервые за долгое время она почувствовала, как будто её дыхание распрямилось.
— Спасибо, Иван Петрович.
— Не за что. И если он снова сунется — сразу ко мне.
Но Виталий не сдался.
Сначала была тишина. Затем — визит.
Он пришёл один. Бледный, сутулый. Постаревший лет на десять.
— Карин, — сказал он, едва она открыла дверь. — Нам надо поговорить.
— Я слушаю, — спокойно ответила она, не приглашая его войти.
Он замялся.
— Прости меня. Я… я перегнул. Наташа… она… давила. Я в отчаянии, понимаешь?
— Нет, не понимаю. Но пытаюсь.
Он сжал кулаки.
— Я на грани. Меня завтра вызывают в суд. Там долг — огромный. Меня посадят, если я не выплачу. Я думал, если бы ты… ну, мы могли бы… может, оформить долю? Продать часть?
— Ты хочешь, чтобы я отдала часть своей квартиры, чтобы спасти твой бизнес?
— Просто займ. С условием возврата. Под расписку. Я серьёзно.
Карина посмотрела в его глаза. Там было всё: страх, обида, усталость. Но больше — привычка получать всё, что нужно, за счёт других.
— Нет, Виталий. Прости. Я не банк, и не дойная корова. Ты взрослый человек. Принимал решения — теперь неси за них ответственность.
Он стоял молча. Потом кивнул.
— Понятно. Спасибо за откровенность.
Он ушёл.
Через неделю Карина узнала от Лены, что Виталий всё же подал иск. Не о разделе имущества — о моральной компенсации и «необоснованном обогащении». Его адвокат утверждал, что бабушка была под влиянием Карины и потому завещание «не отражает реального волеизъявления».
— Это уже абсурд! — вскричала она, показывая бумагу Максиму.
— Они правда хотят судиться?
— Да. Но Иван Петрович сказал — шансов у них нет. Даже в самой худшей ситуации.
— Мам… — Максим замялся. — А может, стоит рассказать суду всё? Не только о завещании. Но и про то, как ты за бабушкой ухаживала, как он не приезжал…
— Думаешь, поможет?
— Это правда. А правду стоит говорить. Тем более — под присягой.
Суд тянулся три месяца.
Виталий не пришёл ни на одно заседание. Только его адвокат — вальяжный мужчина с видом разочарованного режиссёра.
Наташа сидела в зале суда с ледяным выражением лица, смотрела исподлобья. Карина, напротив, была спокойна. Она принесла фотографии, документы, письма бабушки, даже старую открытку с подписью: «Каринушке, моей радости».
Судья внимательно выслушал обе стороны. И в итоге, вынося решение, сказал:
— Завещание является действительным. Оснований для признания его недействительным не представлено. В иске отказать.
Когда Карина вышла из зала суда, на улице уже моросил дождь. Максим держал над ней зонт, и она впервые за долгое время почувствовала себя защищённой.
— Всё, — сказала она. — Конец.
— Начало, — поправил Максим.
— Знаешь… я ведь всегда хотела, чтобы мы с Виталиком были близки. Но теперь понимаю: иногда нужно отпускать.
— И закрывать дверь. Навсегда.
— Да.
Через пару месяцев пришло письмо. В конверте — короткая записка от Виталия.
“Карина. Я ошибался. Прости. Я продал машину, выплачиваю по долгам. Наташа ушла. Не держи зла. Ты была права.”
Она прочитала и положила письмо в ящик. Без злости. Без сожаления.
Максим вошёл на кухню:
— Мам, ты улыбаешься.
— Просто… вдруг стало легко.
Он обнял её за плечи.
— Пойдём чай пить. Сегодня — день победы.
ЧАСТЬ 3. Новая дверь
Прошёл год.
Квартира стала совсем другой. Карина перекрасила стены, сняла тяжёлые бабушкины гардины, купила себе светлый диван, о котором мечтала десять лет, но не решалась. На кухне теперь пахло розмарином и чабрецом — Карина увлеклась травами, сушила их сама, раскладывала в баночки с надписями от руки.
Максим снимал квартиру неподалёку, но навещал её часто. Иногда приходил с девушкой — Ирой, мягкой, с живыми глазами. Карина одобряла их союз. Тихо, без слов. Просто чай, пирог и чувство, что всё идёт правильно.
— Мам, ты изменилась, — как-то сказала Ира, глядя на неё через стол. — В тебе появилось… как будто больше места. Для себя.
Карина улыбнулась.
— Наверное, просто убрала всё лишнее.
Весной она решила пройтись по улице, на которую не заглядывала уже лет пятнадцать — Прудовая, старая, с тополями, на которые всегда жаловались жильцы.
Там стоял дом, где она когда-то жила с мужем. С Сашей.
Дом не изменился: облупленные стены, ржавый козырёк, покосившийся балкон на втором этаже. Её балкон. Их.
У подъезда стоял мужчина. Худой, в бежевом пальто, с газетой под мышкой. Он курил, глядя вдаль, как будто ждал кого-то.
Карина замерла.
Саша.
Тот самый. Тот, кого она когда-то любила до безумия. Кто ушёл, не сказав ни слова. Потом был развод по почте. И пустота. Долгая, как тянущийся сквозняк в осеннем доме.
Она хотела повернуть обратно. Но он уже заметил её.
— Карина?
Она остановилась.
— Привет, Саша.
Он бросил окурок, прижал его носком ботинка. Подошёл ближе.
— Не верится. Ты… совсем не изменилась.
— А ты изменился, — сказала она. Без упрёка. Просто факт.
Он опустил взгляд.
— Да. Годы… знаешь. А я тут оказался случайно. Зашёл к матери соседа. Она раньше нас знала, помнишь?
— Помню.
— И вдруг — ты.
Карина не знала, что сказать. Молчание между ними стало почти осязаемым.
— Может, кофе? — спросил он вдруг. — Я рядом машину оставил. Там кафе на углу. Мы же взрослые люди.
Она чуть не отказалась. Но потом подумала: а почему бы и нет?
— Хорошо. Один кофе.
Кафе было уютное. Мягкий свет, ваниль в воздухе, на стенах — картины с абстракцией. Карина заказала латте. Саша — чёрный, без сахара.
— Ты счастлива? — спросил он, когда принесли чашки.
Карина усмехнулась.
— Странный вопрос. От тебя.
— Просто… я часто думал, как бы всё пошло, если бы тогда я остался.
— А почему ты не остался?
Он отвёл взгляд.
— Я испугался. Твоей силы. Того, как ты всё могла. Я чувствовал себя мальчишкой рядом с тобой. А потом — встретил другую. С ней всё было проще. Только вот… недолго.
— Ушла?
— Умерла. Рак.
Карина опустила глаза.
— Прости.
Он кивнул.
— А ты?
— Развелась. Максим — от него. Всё было непросто, но теперь — тишина. Спокойствие. Я больше не бегу за тем, кто не смотрит в мою сторону.
Саша долго молчал.
— Хочешь узнать правду? — спросил он вдруг. — Тогда, когда я уходил… я не знал, как сказать. Я был слаб. Мне было стыдно.
— Мне было больно, — просто ответила она. — Но теперь — нет.
Он улыбнулся, старой, знакомой улыбкой, как в юности, когда они держались за руки в кино.
— Я знаю, что мне нет прощения. Но спасибо, что пришла. Я должен был это сказать.
После встречи Карина шла домой, не чувствуя ног. На душе было странное ощущение — не горечь, не радость. Что-то другое. Освобождение.
Она поняла: прошлое больше не имеет над ней власти.
Летом она поехала в Питер. Одна. Взяла тур по крышам, записалась на мастер-класс по керамике, гуляла по Невскому, ела мороженое у Казанского собора, фотографировала мосты.
Однажды, возвращаясь в гостиницу, она заметила мужчину, сидящего на ступеньках. Он читал книгу. У него были белые волосы, но молодые глаза.
— Хорошая книга? — спросила она, проходя мимо.
Он поднял взгляд. Улыбнулся.
— Лучше, чем я ожидал. А вы читали «Белые ночи» Достоевского?
— Читала. Но в 11-м классе. Всё тогда было не так.
— Может, стоит перечитать?
— Возможно.
Он встал. Протянул руку.
— Павел. Я здесь по делам. Но люблю гулять. Может, составите компанию?
Она посмотрела на его глаза. В них было что-то очень тёплое. Без давления. Без игры.
— Карина. И — да. Почему бы и нет?
Они гуляли три вечера подряд. Павел оказался архитектором, вдовцом, у него был сын-программист в Канаде. Он рассказывал, как любит рассматривать окна старых домов — как лица у людей. Карина слушала и чувствовала: рядом — не буря, не страх, а тёплый берег.
В день отъезда он подошёл к ней:
— Я не спешу. И не прошу. Но если захочешь — я приеду. Просто так. Посидеть, поговорить. Пожить, может, рядом.
Она кивнула. И впервые за много лет сердце её открылось. Без страха. Без остатка.
Когда она вернулась домой, всё казалось другим. Не потому что стены или мебель — а потому что внутри стало иначе.
Зазвонил телефон.
— Мам, — голос Максима. — А ты не против, если мы с Ирой к тебе? У нас есть новости.
— Конечно. Жду.
Они пришли с пирогом. Сели за стол, смеялись. Ира поглаживала живот. Карина заметила.
— Вы ждёте?
Максим улыбнулся:
— Да. Ты скоро станешь бабушкой.
Слёзы сами выступили на глаза.
— Я не знаю… что сказать…
— Просто будь рядом, мам.
— Всегда, — прошептала она.
Позже, сидя у окна, она смотрела на закат и писала письмо. Бумажное, настоящее.
Бабушка. Спасибо тебе. За квартиру. За уроки. За силу. Я смогла. Я не продала. Не предала. Я сохранила. И теперь здесь будет звучать детский смех. Я тебя помню. Всегда.
На балконе, в цветочном горшке, распускалась первая лаванда. Та, что она посадила весной, когда всё только начиналось.
Карина вышла, вдохнула аромат.
А где-то за горизонтом Павел читал её письмо, посланное на e-mail:
«Приезжай. Просто так. Я готова».
И впервые за долгие годы Карина была не просто в безопасности.
Она была — счастлива.
