Через 5 месяцев после развода в дверь позвонила бывшая золовка: такого разговора никто не ждал
Звонок застал Наталью в момент, когда она пыталась повесить картину. Пятый месяц одиночества в небольшой квартире постепенно обретал уют. Эту картину – горный пейзаж – они с Андреем купили в Крыму ещё в девяностые. При разделе имущества она досталась ей почти случайно, и вот теперь, спустя полгода после развода, Наталья наконец решилась её повесить.
– Да? – сказала она, прижимая телефон плечом к уху и пытаясь удержать молоток.
– Наташа, это я, – голос Ксении звучал необычно тихо.
Наталья замерла. Услышать голос бывшей золовки после всего, что случилось, было неожиданно.
Молоток выскользнул из рук и ударил по большому пальцу. Наталья вскрикнула.
– Что случилось? – встревожилась Ксения.
– Ничего, просто молотком по пальцу, – Наталья присела на диван, разглядывая покрасневший палец. – Зачем ты звонишь?
– Нам нужно поговорить.
– О чем? – в голосе Натальи появилась прохлада. – Мы, кажется, всё уже обсудили. Или твой брат решил забрать ещё что-то из моего?
– Наташа, пожалуйста, – Ксения говорила с необычной для неё мягкостью. – Я могу приехать? Это важно.
Наталья потёрла висок. Пять месяцев она училась жить без прошлого, без звонков родственников Андрея, без необходимости думать о семье, в которой прожила тридцать лет.
– Хорошо, – неожиданно для себя согласилась она. – Через час.
Когда Ксения появилась на пороге, Наталья невольно отметила, как сильно изменилась бывшая родственница. Всегда ухоженная и яркая, теперь она выглядела осунувшейся, под глазами залегли тени.
– Заходи, – Наталья посторонилась, пропуская гостью в квартиру.
Ксения неуверенно прошла в гостиную, огляделась.
– У тебя уютно.
– Спасибо, – сухо ответила Наталья. – Ты не за этим приехала.
– Нет, – Ксения присела на край дивана. – Я приехала, потому что не могу больше молчать.
– О чём? – Наталья скрестила руки на груди.
– Андрей болен.
Наталья почувствовала, как внутри что-то дрогнуло. Тридцать лет не проходят бесследно. Каким бы тяжёлым ни был развод, как бы ни обидно поступил Андрей, оставив её ради молодой коллеги, часть её всё ещё волновалась о нём.
– Что с ним? – спросила она, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
– неизлечимо все, – Ксения произнесла это тихо, почти шёпотом. – Третья стадия. Он узнал об этом через месяц после вашего развода.
Наталья ошеломлённо опустилась в кресло.
– Почему… почему ты мне об этом говоришь? – она судорожно сжала подлокотники.
– Потому что он просил никому не говорить. Особенно тебе. Даже Лариса ушла от него, когда узнала о диагнозе, – Ксения горько усмехнулась. – Эта девочка оказалась не готова быть сиделкой.
Наталья отвернулась к окну. За стеклом накрапывал мелкий дождь. Тридцать лет жизни пронеслись перед глазами. И вот теперь Андрей остался один.
– Наташа, – Ксения наклонилась вперёд. – Я знаю, он сделал тебе больно. И я знаю, что предала тебя, встав на его сторону при разводе. Но сейчас всё изменилось.
– Что именно изменилось? – Наталья резко повернулась. – То, что его бросила молоденькая любовница? И теперь, когда он один и болен, вспомнили про меня?
– Нет, дело не в этом, – Ксения покачала головой. – Андрей не знает, что я здесь. Он запретил всем беспокоить тебя.
– Тогда зачем ты приехала?
Ксения глубоко вздохнула, словно собираясь нырнуть в холодную воду.
– Он спрашивал о тебе. Каждый раз, когда я прихожу. Как ты, что с квартирой, справляешься ли одна.
– А когда уходил, об этом не думал, – Наталья горько усмехнулась.
– Он идиот, – неожиданно согласилась Ксения. – Законченный идиот. Мне стыдно, что я его защищала.
Наталья удивлённо посмотрела на бывшую золовку. За тридцать лет семейной жизни она ни разу не слышала, чтобы Ксения критиковала брата.
– Он изменился после болезни? – спросила Наталья.
– Да, – Ксения помолчала. – Но дело не только в болезни. Ещё кое-что случилось. Кое-что, о чём ты не знаешь.
– Что же?
– Андрей оставил тебе половину дачи и машину.
Наталья рассмеялась.
– Не смеши меня. При разводе он бился за каждую ложку. Его адвокат выворачивал наизнанку каждый пункт брачного договора.
– Я знаю, – Ксения виновато опустила глаза. – Но после диагноза он изменил завещание. И… – она замялась, – есть ещё кое-что. Он может передать эти вещи только лично. Таково условие.
– Ты хочешь, чтобы я приехала к нему? – Наталья почувствовала, как внутри поднимается волна возмущения. – После всего, что было?
– Я понимаю, как это звучит, – Ксения подняла руки, словно защищаясь. – Но есть ещё одна причина, почему я здесь. Дима.
Наталья напряглась. Их сын после развода родителей отказался общаться с отцом. Узнав об измене, встал на сторону матери. Несмотря на попытки Андрея наладить контакт, оставался непреклонен.
– Что с Димой?
– Андрей хочет с ним помириться. Перед… – Ксения не договорила, но Наталья поняла.
– Перед кончиной , – закончила она фразу.
В комнате повисла тяжёлая тишина. Наталья подошла к окну, прижалась лбом к холодному стеклу. Дождь усилился, барабаня по карнизу.
– У него осталось не так много времени, – тихо сказала Ксения. – Врачи говорят, может, полгода. Может, меньше.
– И ты хочешь, чтобы я уговорила Диму помириться с отцом?
– Я хочу, чтобы ты приехала. Поговорила с Андреем. А потом решила сама.
Наталья закрыла глаза. Перед внутренним взором пронеслись сцены их последней встречи – крики, слёзы, обвинения. Андрей, собирающий вещи. Его холодное: «Я больше не люблю тебя, Наташа. Прости.»
– Я не знаю, смогу ли, – честно призналась она. – Не уверена, что готова его видеть.
– Я понимаю, – Ксения поднялась с дивана. – Но подумай, пожалуйста. Не ради него. Ради себя. Ради Димы.
Три дня Наталья металась по квартире как в клетке. Мысли об Андрее не давали ей спать.
Она прокручивала в голове разные варианты встречи. Несколько раз хватала телефон, находила номер Ксении. Но в последний момент бросала трубку.
На четвёртый день позвонил Дима.
– Мам, ты в курсе? – голос сына звучал тревожно.
– Чего именно? – спросила Наталья, хотя уже поняла о чём речь…
Наталья сжала трубку, как будто могла сжать этим сам саму реальность, в которой она вдруг вновь стала не просто бывшей женой, а — частью судьбы Андрея.
— Я был у него, — сказал Дима после паузы. — Сегодня.
— Что?.. — Наталья едва не выронила телефон.
— Я долго думал, — продолжил он. — И всё равно пошёл. Потому что… я бы не простил себе, если бы потом узнал, что опоздал. Он — не чужой человек, мама.
У Натальи защипало в глазах.
— Как он? — тихо спросила она, почти шёпотом.
— Плохо. Очень. Сильно похудел, волосы выпали, руки дрожат. Но когда меня увидел — улыбнулся. Представляешь? — голос Димы сорвался. — Сказал, что рад. Что не ждал… И что ты не придёшь.
— Он так и сказал? — Наталья отвернулась от окна, не зная, как справиться с нахлынувшими чувствами.
— Мам, поезжай к нему, — мягко сказал Дима. — Просто поговори. Ты ведь сильнее, чем сама думаешь.
Через день Наталья стояла перед дверью квартиры, которую знала наизусть. Дом, где они прожили больше двадцати лет, всё ещё пах знакомо: лифтом, пылью, еловым освежителем воздуха. Дверь открыл Андрей. Он постарел. За эти месяцы словно прошёл через годы.
— Наташа… — сказал он и сразу опустил глаза.
Она вгляделась в его лицо. Черты остались прежними, но будто стерты: кожа поблекла, скулы резко обрисовались, губы сжались в линию.
— Привет, — произнесла она. – Можно войти?
Он отступил, пропуская её внутрь.
— Спасибо, что пришла, — тихо сказал он. – Я не думал… не надеялся.
— Я тоже не думала, — Наталья оглядела комнату. Здесь почти ничего не изменилось. Те же шторы, диван, её бывший плед, бережно сложенный на кресле. Она вспомнила, как вязала его долгими зимними вечерами.
— Хочешь чаю? – спросил Андрей, неловко переминаясь с ноги на ногу.
— Не стоит. Просто… давай поговорим?
Он кивнул, с трудом опустился на диван, словно каждое движение отдавалось болью.
— Я не знал, как тебе сказать… — начал он. – Когда мы развелись, я был уверен, что поступаю правильно. Глупец. Думал, начну всё с начала, проживу другую жизнь, свободную, лёгкую. А потом — диагноз. И Лариса… — он осёкся, отвёл взгляд.
— Мне сказала Ксения, — Наталья села напротив, руки сложив на коленях. — И про диагноз, и про завещание.
Андрей горько усмехнулся.
— Ты, наверное, подумала: «Теперь он вспомнил, кому я нужна». И будешь права. Только я не за этим позвал. Не только за этим.
— Зачем же?
Он молчал, глядя на ковёр.
— Я хочу попросить у тебя прощения, Наташа. Не как больной человек. А как мужчина, который слишком поздно понял, что потерял. Не потому, что меня бросили. А потому, что сам выбросил из жизни самое настоящее.
Сердце Натальи сжалось. Столько лет боли, унижения, одиночества, и вот он — перед ней, изломанный, искренний, и впервые — совсем не тот, кем был при жизни вместе.
— Ты просишь прощения за измену? Или за то, что предал нас обоих — меня и Диму?
— За всё. За каждое утро, когда уходил, не поцеловав. За все вечера, когда возвращался чужим. За слова, которые сказал тебе при разводе. За молчание. И за то, что не пришёл раньше, пока ещё можно было что-то изменить.
Они молчали. В комнате тикали часы. За окном шёл дождь.
— Я не могу тебе всё простить, Андрей, — наконец сказала Наталья. — Пока не могу. Но я здесь. Это уже значит, что что-то во мне всё ещё живо.
Он кивнул, глаза наполнились влагой.
— Спасибо. Это больше, чем я заслужил.
Они стали видеться регулярно. Наталья не жила у него, но приходила через день. Приносила еду, читала ему вслух. Андрей худел, ослабевал, но в его глазах появилось что-то новое — мир, покой. Иногда он смеялся. Иногда смотрел на неё долго, будто не веря, что она здесь.
Однажды, уже в мае, они сидели на кухне. Наталья резала зелень, он, облокотившись на стол, смотрел в окно.
— Помнишь, как мы поехали в Крым в девяносто восьмом? — вдруг спросил он.
— Да. Я тогда обгорела на солнце и ходила, как рак. А ты мазал меня сметаной и говорил, что это твой лечебный метод.
— А ты смеялась. Тогда я понял, что счастлив. Только почему-то не сумел сохранить это чувство.
Она молча кивнула.
— Наташа, — он взял её руку, дрожащую, с узкими синими прожилками. — Ты знаешь, что я не доживу до осени. Я всё чувствую. Но перед этим я хочу сказать тебе одну вещь: я любил тебя. Всегда. Даже когда предавал — внутри знал, что ты — моя настоящая. Только испугался этой правды.
Слёзы стекали по щекам Натальи.
— Почему ты раньше этого не говорил?
— Потому что был трусом. А сейчас уже нечего бояться.
В июне Андрей совсем ослаб. Его перевезли в хоспис. Наталья была с ним каждый день. Иногда — с Димой. Иногда — одна. В одну из ночей, когда он уже почти не говорил, он с трудом разжал ладонь и вложил ей в руку маленький кулон — сердечко, когда-то подаренное им ей на пятнадцатилетие их брака.
— Я нашёл его. Всё это время он был у меня в письменном столе. — прошептал он.
— Спасибо, — она сжала кулон. — Я оставлю его у сердца.
Последние слова он произнёс спустя пару дней, когда Наталья, сидя у его постели, тихо напевала колыбельную. Ту самую, которую когда-то пела Диме в детстве. Андрей посмотрел на неё, чуть улыбнулся и прошептал:
— Как хорошо, что ты рядом…
Он ушёл под утро, когда в окно хосписа уже пробивался июньский свет. Наталья держала его за руку до конца.
На похоронах было немного людей. Родственники, несколько коллег, старые друзья, Ксения… и Наталья с Димой.
Ксения подошла к ней после церемонии и крепко обняла:
— Ты не представляешь, сколько это для него значило. Что ты была рядом.
— Я тоже не представляла, — тихо ответила Наталья.
После похорон Наталья долго не могла вернуться к привычной жизни. Казалось, что весь этот путь — от звонка Ксении до последних слов Андрея — был каким-то отдельным, вырванным из времени отрезком. Но он навсегда изменил её.
Она поехала на дачу. Ту самую, половина которой теперь принадлежала ей. Полуразрушенный домик с облупившейся краской, палисадником, где когда-то они сажали помидоры. Наталья прошлась по дорожке, вдохнула запах черёмухи. Потом села на лавку.
Через несколько минут к ней подошёл Дима.
— Хочу отремонтировать дом, — сказал он. — Сделать место, где мы сможем собираться. Где у моих детей будут воспоминания. Как у меня с вами.
Наталья улыбнулась:
— Давай сделаем это вместе.
Он сел рядом, обнял её.
— Ты знаешь, мама, я ведь тоже его простил. Не сразу. Но понял, что нельзя жить с обидой всю жизнь.
— Я рада, что ты успел. Он тебя очень любил, Дима. Просто не всегда умел это показать.
Лето Наталья провела на даче. Работала в саду, убиралась, пекла пироги. Иногда приезжали друзья. Иногда — Ксения. Иногда — просто тишина. Но в этой тишине было что-то другое. Как будто внутри стало легче. Как будто всё — наконец — обрело смысл.
Иногда она брала в руки тот кулон-сердечко и вспоминала всё: и боль, и обиду, и прощение.
И тогда она понимала: некоторые встречи нужны, чтобы попрощаться. А некоторые — чтобы снова обрести себя.
Прошёл год.
Наталья сидела на той же лавочке у дачи, под старой яблоней, где тени играли на земле, как в детстве у бабушки в Вязьме. В руках у неё был альбом с фотографиями — старые снимки, пожелтевшие от времени, где она и Андрей молодые, загорелые, где Дима — мальчик с белыми кудрями и открытой улыбкой.
Открылась калитка. По дорожке бежала девочка лет трёх, звонко смеясь.
— Ба-а-а-бушка! Смотри, что я нашла! — закричала она, протягивая полевой цветок.
Наталья взяла цветок, прижала внучку к себе.
— Какая прелесть. А где мама?
— Идёт! А папа сзади! Он тяжелый, тащит арбуз!
Из-за поворота показалась Наталья-младшая — жена Димы. Улыбалась, поправляя косынку. Следом шёл Дима с арбузом в руках и знакомой, отцовской походкой.
Они устроили на траве скатерть, разложили еду. В воздухе пахло летом, травами, и чем-то неуловимо родным — надеждой.
— Мам, ты счастлива? — спросил Дима, когда солнце начало клониться к закату.
Она посмотрела на него, потом на внучку, которая пускала мыльные пузыри, потом — на небо, где медленно плыли облака.
— Да, сынок. Я счастлива. И я простила. Всё. Себя, Андрея, судьбу.
— Значит, всё было не зря?
— Нет. Даже боль — не зря. Она нас формирует. Делает мудрее. Даёт силу выбирать любовь, когда всё внутри хочет закрыться.
— Ты сильная, мама, — сказал он и поцеловал её в щеку.
Наталья сжала кулон на шее. Тот самый. Он теперь стал её амулетом. Напоминанием о том, что можно пройти через всё и всё равно остаться живой, любящей, открытой.
И когда позже, вечером, внучка попросила рассказать сказку, Наталья начала:
— Это была история о женщине, которая думала, что всё в её жизни закончено. Но однажды ей позвонили… И началась новая глава…
А в окне тихо отражалась луна. И над садом снова звучала колыбельная, которую когда-то пела Наталья. Уже третьему поколению.