Оксана положила трубку и, удовлетворённо выдохнув, повернулась к мальчику. Лёша стоял с побелевшим лицом, прижав рюкзак к груди, будто это могло его защитить от происходящего. Его губы дрожали, в глазах стояли слёзы — не злости, а, кажется, страха. Это был не тот пафосный щегол, что ворвался в квартиру и потребовал “большую кровать”. Сейчас перед Оксаной стоял напуганный ребёнок, который впервые столкнулся с тем, что его папа — не супергерой, а обычный человек, способный на предательство.
— Ты правда это сделаешь? — прошептал он, еле слышно.
Оксана ответила не сразу. Что-то кольнуло её внутри. Может, это материнский инстинкт, давно забытый и задавленный разочарованиями. Может — банальное сочувствие. Но что-то в ней дрогнуло.
— А как ты думал? Людей так не бросают, — сказала она сухо, но уже не с той злостью, как раньше.
— Но я не знал… — он утер нос рукавом и сел на корточки у стены. — Он сказал, ты добрая. Он сказал, ты меня приютишь.
Оксана чуть не рассмеялась.
— Добрая? Да он при разводе называл меня… — она осеклась. Зачем ребёнку знать такие слова? — Ладно. Слушай. Полиция уже в пути. Если хочешь, можешь пока попить воды. Туалет вот там. Я не буду тебя ни трогать, ни наказывать. Просто… сиди спокойно.
Он не двинулся с места.
Прошло минут пятнадцать. Оксана села на диван, уставившись в одну точку. Сама не верила в то, что происходит. И главное — почему в ней так всё перевернулось, когда этот мелкий наглец начал плакать? С чего вдруг её стало жалко? Ведь логично, правильно — вызывать полицию. Пусть органы решают. Пусть бывший муж получит по заслугам. Но в горле стоял какой-то ком. Непонятный, раздражающий.
Звонок в дверь вывел её из раздумий. За дверью стояли двое: невысокий молодой участковый с неуверенной улыбкой и худая женщина с жёстким взглядом — видимо, из опеки.
— Здравствуйте. Вы вызывали? — участковый заглянул в коридор. — Ребёнок у вас?
Оксана кивнула и отступила, позволяя им войти. Лёша сидел на полу, уткнувшись в колени.
— Мальчик, здравствуй. Меня зовут Татьяна Петровна. Ты не волнуйся, мы сейчас во всём разберёмся, — женщина из опеки присела рядом с ним.
— Меня папа оставил… — прошептал он. — Сказал, что ненадолго.
— Он тебе что-нибудь сказал ещё?
— Что ты, — он кивнул на Оксану, — должна меня накормить и уложить спать. И что он скоро вернётся.
— Угу… — Татьяна Петровна записала что-то в блокнот. — А ты его настоящая мама?
— Ни в коем случае, — отрезала Оксана. — У него мать есть, она в роддоме, как он сам сказал. Я — бывшая жена его отца. Ни родства, ни законной опеки.
— То есть вы против того, чтобы ребёнок оставался у вас?
— Абсолютно. У меня нет ни моральных, ни юридических оснований. Я не обязана нянчиться с пасынком моего бывшего, тем более после такого развода.
— Понимаю вас. Но вы ведь допустили, чтобы он вошёл в квартиру?
— А что мне было делать? Прямо в подъезде оставить?
— Нет, вы всё правильно сделали, — вмешался участковый. — Вызываем отца и ждём. У него мобильный работает?
— Я не проверяла. Но, думаю, вы его найдёте. Он в роддоме, фамилия — Самойлов, жена — Лена, срок — сегодня рожает.
Татьяна Петровна снова что-то записала.
— Пока ситуация не прояснится, мальчик останется… либо в приёмнике, либо… — она замялась, глядя на Оксану. — Либо у вас. Временный приёмник не всегда лучший вариант. Условия не самые…
— Нет! — Оксана резко встала. — Я не могу. Не хочу. Мне это всё ни к чему!
— Тогда мы оформим передачу в Центр временного содержания несовершеннолетних. Вы подпишете заявление, что отказываетесь от какой-либо опеки и участия.
— Конечно, — сказала она с облегчением.
Но вдруг…
— Пожалуйста… — голос Лёши прозвучал так жалобно, что в комнате повисла тишина. — Не отдавай меня туда. Мне там будет страшно. Я… Я буду тихим. Буду сидеть в углу. Я просто… просто не хочу к чужим.
Оксана сжала кулаки. Да чтоб тебя, Аркаша! До чего довёл ребёнка!
Татьяна Петровна всё ещё смотрела на неё. В её взгляде не было давления, только вопрос. Не хочешь — не надо. Но…
— На сколько это? — сквозь зубы спросила Оксана.
— Максимум — трое суток. Мы будем искать отца или родственников. Возможно, мать уже родила, и он сможет вернуться к семье. Это временно. Просто переночевать.
Лёша поднял глаза. В них было столько отчаянной надежды, что Оксана отвернулась.
— Три дня. Ни минутой больше. Спит на диване, ест с доставкой. Если уронит хотя бы одну чашку — сам всё моет.
— Договорились, — кивнула Татьяна Петровна. — Мы оформим акт о временном пребывании. И будем на связи.
Когда они ушли, в квартире повисла гнетущая тишина. Оксана прошла на кухню, открыла холодильник, достала бутылку воды. Хотела налить себе, но взглянула на мальчика.
— Будешь?
Он кивнул.
— Только стакан помоешь сам, — буркнула она, передавая ему воду.
— Хорошо…
Он пил медленно, маленькими глотками, будто боялся, что вода сейчас закончится и его прогонят.
— Тебя хоть звать как?
— Алексей.
— Алексей, так Алексей. Можешь звать меня Оксаной. Только не «тётя». Я не такая старая.
Он чуть улыбнулся.
Следующие часы прошли спокойно. Лёша не требовал кровать «как в отеле», не жаловался на пыль и даже не просил планшет. Просто сидел у окна, молча разглядывая двор. Иногда доставал книжку из рюкзака — «Гарри Поттер и узник Азкабана». Оксана, мельком увидев, едва не усмехнулась. Всё же он не такой уж и избалованный, как казалось.
Под вечер привезли заказанную Аркадием еду. Лёша вежливо разогрел себе контейнер, вилку и нож помыл сам. Оксана наблюдала за ним исподтишка, всё ещё сомневаясь, правильно ли сделала, оставив его. Но пока жалеть было не о чем.
Перед сном он подошёл к ней, переминаясь с ноги на ногу.
— Спасибо. Что не выгнала.
— Не благодарности ради. Просто не хочу, чтобы ты потом вспоминал, как тебя в детприёмник отвезли.
— Всё равно спасибо.
— Спи. Завтра решим, что делать.
Утром всё изменилось.
Раздался звонок. На экране — Аркадий. Оксана взяла трубку.
— Ну что, как он там?
— Ты в своём уме, Аркадий? Ты оставил ребёнка и исчез! А если бы я вызвала полицию?
— Ну ты ведь не вызвала.
— Вызвала! К тебе скоро опека приедет.
— Чего? — голос его стал резким.
— Ты официально оставил ребёнка на лицо, которое не имеет к нему никакого отношения. Это называется безответственное поведение. Ты вообще понимаешь, что творишь?
— Да он же посидит чуть-чуть. Лена родила, всё нормально. Завтра заберу. Ну не скандаль, а?
— Заберёшь сегодня. Я больше с ним не остаюсь.
— Ладно-ладно! К обеду заеду. Но… Ты не могла бы, ну… с ним поговорить? Ну типа — не сердиться. У него сложный возраст, он многое переживает.
— Нет, Аркадий. С тобой пусть поговорит. Я за чужих детей не отвечаю.
Она повесила трубку.
Лёша уезжал молча. Только на пороге обернулся:
— А можно я потом ещё приду? Просто… поговорить.
Оксана открыла было рот, чтобы сказать «нет», но вдруг почувствовала… странное. Как будто в этой тишине, что осталась после мальчика, чего-то не хватает.
— Если заранее позвонишь — может быть.
Он улыбнулся. И ушёл.
Вечером, когда квартира снова была пустой, Оксана достала старый фотоальбом. Там, среди пожелтевших страниц, была фотография: Аркадий, она и собака на фоне ещё недостроенного дома. Она посмотрела на них и вдруг поняла — тот этап закрыт. И, быть может, даже хорошо, что его сын хоть на денёк оказался в её жизни. Ведь в отличие от Аркадия, он оказался не таким уж плохим.
И может, если вдруг однажды он снова постучит в дверь — уже не как подкидыш, а как друг — она не станет сразу звать полицию.
Прошла неделя.
Оксана не рассказывала никому, что у неё на два дня появился ребёнок. Это было бы слишком странно объяснять: “Да, это пасынок моего бывшего мужа. Он оставил его у меня и сбежал к жене в роддом.” Её подруги бы не поверили, а если и поверили — сочли бы её дурой. Но она молчала. И каждый день, возвращаясь домой, ловила себя на том, что прислушивается: нет ли в квартире детского шороха, шагов, дыхания?
Но было пусто.
Поначалу Оксана радовалась тишине. Можно делать, что хочешь. Лечь спать хоть в два ночи, не готовить ужин, не думать о чьих-то нуждах. Но однажды, когда она подошла к компьютеру, заметила, что экран слегка заляпан — явно детскими пальцами. Мальчишка, видимо, играл, пока она занималась бумажной работой на кухне. И вот, странное дело, вместо раздражения она вдруг… улыбнулась.
На следующий день Лёша позвонил. Сначала просто написал СМС:
«Привет. Это Алексей. Можно позвонить?»
Оксана уставилась на экран. Сердце почему-то ёкнуло. Не из радости, нет. Скорее — от внезапности.
Она написала:
«Звони. Но если будешь капризничать — сброшу.»
Звонок поступил через минуту.
— Алло… — голос тихий, почти шёпотом. — Это я. Я просто хотел спросить… как ты?
— Как всегда, — отрезала она. — Работаю, борщ переваривается. А ты как?
— У меня сестра родилась… — в голосе была гордость и растерянность. — Маленькая такая. Красная. Кричит всё время. А мама в больнице, я у папы.
— Ну, поздравляю, что ли, — фыркнула Оксана. — Теперь у тебя есть настоящая семья. Радуйся.
— Я рад, наверное… — пауза. — Но почему-то скучно. Я не знаю, с кем поговорить. Они все про пелёнки, про кормления… Я вообще в комнате один сижу. Сестра спит с ними. Папа сказал, что теперь я старший и должен быть самостоятельным.
Оксана сжала губы.
— Ну, раз ты старший — справляйся. В твоём возрасте дети на заводах работали.
Лёша хмыкнул.
— Можно я к тебе как-нибудь зайду? Просто… не как жить, а… ну, посидеть. Уроки поделать. Папа разрешит. Я спрошу.
— Это не игровой клуб, Лёша. Я взрослая тётя с кучей забот. Не знаю, что с тобой делать.
— Можно просто чай. Я принесу булки.
Оксана почему-то не отказала.
Первый “визит с булками” состоялся в субботу. Лёша появился с пакетом из ближайшей пекарни и огромным термосом, в который налил компот. Пахло корицей и яблоками. Он разулся у порога, сложил всё на кухонный стол и сел, как будто всегда сюда ходил.
— Я сделала оладьи, — неожиданно для себя сказала Оксана.
— Правда? — глаза у него засветились. — А вы же говорили, что готовить не будете!
— Ну, я ж не для тебя. Просто захотелось.
Он ел молча, аккуратно, вежливо. И будто бы стал взрослее. Или это Оксане казалось.
— Знаете, папа сказал, что ты раньше меня очень любила, — вдруг пробормотал Лёша, отодвигая тарелку. — Даже хотела усыновить, когда мама ушла. Это правда?
Оксана застыла. Из всего, что он мог сказать — это она ожидала меньше всего.
— Кто тебе это сказал?
— Папа. Он выпил и стал говорить, что ты тогда хотела остаться с нами, но суд был против. Я тогда совсем маленький был.
Оксана вспомнила тот суд. Ей действительно отказали. Формально — из-за отсутствия биологической связи. Неформально — из-за того, что мать Лёши вдруг решила вернуться, “одумалась” и потребовала вернуть сына. А Аркадий, как всегда, оказался бесхребетным. Он не поддержал Оксану. Предал.
— Было дело, — произнесла она наконец. — Но всё это в прошлом. Ты теперь большой, у тебя новая семья, и тебе не нужно ворошить старое.
— Но мне интересно. Я ведь тебя почти не помню.
Оксана встала, чтобы налить чай. Слова застревали в горле. Он не помнит. И, может, это даже хорошо. Не помнит, как она пела ему колыбельные. Как таскала на санках в парк. Как однажды провела ночь у его кровати, когда он болел.
— Забудь. Живи настоящим.
— А можно… иногда к тебе приходить?
— Иногда, — строго сказала она. — Только без истерик и капризов. И с домашкой.
Он кивнул.
Так прошёл месяц.
Они виделись раз в неделю. Иногда — чаще. Лёша приходил после школы, делал уроки, читал на кухне, иногда смотрел фильмы. Оксана не спрашивала, почему ему комфортнее у неё, чем дома. Но однажды всё же спросила:
— У вас что, не общаются?
— Они устали, — пожал плечами Лёша. — Мама постоянно с малышкой, папа на работе, потом с ней. Со мной только в выходные. И то — если не сплю. А с тобой… как-то тихо.
Он не говорил, что любит её. Не называл «мамой». И Оксана этого не ждала. Но постепенно в ней начал происходить какой-то сдвиг. Будто часть сердца, о которой она забыла, начала оттаивать.
Но всё не могло быть так спокойно.
Однажды вечером позвонил Аркадий. Голос — раздражённый:
— Ты вообще что творишь? Почему мой сын больше времени проводит у тебя, чем дома?
— Потому что он у тебя чувствует себя лишним, — отрезала она. — Я не звала. Он сам приходит. С твоего разрешения.
— Ты его портишь. Он стал дерзкий. Всё время ссылается на тебя: “Оксана так не говорит”, “Оксана так не делает”. Ты опять лезешь в мою жизнь!
— В твою жизнь я лезть не собираюсь. Но, знаешь, может, ты хоть раз подумаешь не о себе, а о ребёнке?
— Ты не мать ему, Оксана! Он тебе никто! И я не позволю разрушать нашу семью!
После этого звонка Лёша не появлялся неделю. Потом написал:
«Мне запретили приходить. Прости.»
Оксана вытерла слёзы и не ответила.
Но через три дня кто-то постучал в дверь. Поздно вечером. Она открыла — и увидела Аркадия. Он стоял с пакетом и виноватым видом.
— Мы… поговорили. Он плакал. Я… подумал… Если хочешь — можешь почаще его видеть. Мы можем оформить тебе официальное разрешение. Не опеку, нет. Просто право на контакт.
— Аркадий, зачем ты пришёл?
— Я был дурак. И, видимо, остаюсь им. Но если ты — единственный человек, к которому он тянется… Я не хочу это рушить.
— Я не заменю ему семью. Но могу быть человеком, к которому он придёт за чашкой чая. Без лжи и упрёков.
— Спасибо, — он помолчал. — И… извини за всё. За развод. За дом. За суд. За слова.
— Извини поздно. Но… спасибо, что понял. Хоть сейчас.
Он кивнул. И ушёл.
А через полчаса Лёша снова сидел на кухне. Ел макароны с сыром и рассказывал, как на физре получил пятёрку. И Оксана слушала. И знала — эта связь не случайна. Он не был её сыном. Но в каком-то странном смысле — стал близким человеком.
Иногда, чтобы стать семьёй, не нужно кровного родства. Достаточно одной открытой двери. И чашки горячего чая.