Прости, Лена, ухожу я. Другую встретил. Она и сына мне родит, беременная уже, четыре месяца. Только давай, пожалуйста, без скандалов. – Иван взял сумку с вещами и повернулся к двери. Сердце Лены бешено заколотилось, но она промолчала. Дверь за Иваном закрылась. Лена забралась на диван, свернулась, укрывшись пледом с головой, и заплакала.
Лена и Иван познакомились на свадьбе друзей шесть лет назад. Отношения сложились быстро и легко, и уже через полгода Иван сделал Лене предложение. Пышную свадьбу не устраивали, решили – зачем, это не главное, главное, что они нашли друг друга, что впереди долгая счастливая жизнь.
— Я всё-таки больше девочку хочу. – Улыбалась, представляя будущую дочку Лена.
— Значит, минимум двоих родим, потому что мне сын нужен. Будем с ним и на рыбалку и в гараж и на футбол. – Мечтал Иван.
— И сестрёнку защищать будет. – Поддерживала Лена.
С рождением детей решили не откладывать. Оба очень хотели, чтоб дом поскорее наполнился звонким детским смехом. Но за пять лет мечты так и остались мечтами. По врачам ходили, обследовались – оба здоровы, всё хорошо, а долгожданная беременность всё не наступала.
— Так бывает. Попробуйте ЭКО. – Порекомендовала врач, когда Лена пришла на очередной приём.
Иван согласился. Но попытка за попыткой оканчивались неудачно. А ведь все эти обследования, подготовка, процедуры требовали большого количества времени. Не за горами были их сорокалетние юбилеи.
— Просто я уже старая для этого. – Рыдала Лена, после очередной неудачной попытки ЭКО. – Не смогу я тебе родить, понимаешь, не смогу. Ты лучше брось меня. Найдёшь другую, молодую, она родит. – Всхлипывала Лена.
— Не говори глупостей! – Иван обнимал жену, стараясь успокоить.
— Может быть, возьмем малыша из детского дома? – Предложила однажды Лена.
Иван задумался, несколько минут молчал.
— Может, я плохой человек, но не смогу я. Ведь это чужой ребёнок… Не смогу. – Ответил он медленно, тяжело произнося каждое слово.
Так и жили. Лена почти каждую ночь видела во сне малыша, которого прижимает к сердцу. С завистью смотрела на подруг, у которых были дети, да и просто на незнакомых женщин, гуляющих с колясками. Видела она и как муж тоскливо поглядывает на детскую площадку, выходя из машины у дома. А ещё чувствовала, как шириться между ними пропасть, как постепенно затягивает холодком прежнюю любовь. И вот это случилось…
Было больно, но Лена твердила себе: пусть хоть кто-то из нас будет счастлив. Будет у Ивана долгожданный сын, вот и славно, вот и хорошо.
Подали на развод. Квартиру Иван оставил ей и, когда приезжал, за остатками вещей, Лена видела из окна его новую женщину Екатерину, прохаживающуюся в ожидании возле машины. Живот на тот момент был уже округлившимся. Глаза заслезились, и Лена отвернулась.
Прошло три месяца с того дня, как Лена в последний раз видела Ивана. Наступила весна. За окном суетились скворцы, солнце начинало пригревать по-весеннему, снег сошёл, и на клумбе под окном начали пробиваться первые зеленые ростки тюльпанов. Лена стояла на кухне с чашкой чая, и сердце у неё уже не так болезненно сжималось при воспоминании о том дне. Она всё ещё не научилась по-настоящему радоваться, но и слёзы больше не катились по щекам без причины.
Жизнь шла.
Она продолжала работать, вела уроки русского языка в школе, старалась не пропускать занятий йогой, и даже записалась на мастер-класс по гончарному делу — нужно было чем-то занимать руки и голову.
Но по ночам, когда в квартире становилось тихо, Лена ловила себя на том, что слушает пустоту. И не знала, кого ей не хватает больше — Ивана или той несбывшейся жизни, в которой по утрам по полу топали маленькие босые ножки, а в углу стояла коляска.
В конце апреля раздался звонок в дверь. Лена, ожидавшая курьера с новой глиной для мастер-класса, машинально открыла — и от неожиданности едва не выронила дверную ручку. На пороге стояла Екатерина. Та самая. Та, из-за которой её жизнь рухнула.
— Извините, — сказала та. Глаза у неё были красные, лицо усталое. В руках — сумка, из которой выглядывал угол детского одеяла.
— Я… Не знаю, с чего начать. Иван… — она запнулась, опустила глаза. — Он погиб. Неделю назад. Авария. Лобовое столкновение. Его не спасли.
Словно в ушах зазвенело. Лена облокотилась на стену, потому что подкашивались ноги.
— Пройди… — выдохнула она, сделав шаг в сторону.
Они сели в гостиной. Екатерина долго молчала. Лена тоже не знала, что сказать.
— Мне не к кому больше. Мама умерла, отец — за границей. Я родила сына, Ваню. — Она достала из сумки спящего младенца. — Ему два месяца. Мне очень тяжело. Я на грани. Но я помню, как Иван рассказывал про тебя. Как ты любила детей. Как ты мечтала…
Лена смотрела на малыша и чувствовала, как внутри что-то стучит, что-то забытое, тёплое.
— Я не прошу… ничего. Просто… Мне надо на пару дней уехать, уладить документы, справки, страховую. Сможешь ли ты… ну, присмотреть за ним? Только на пару дней. Пожалуйста.
Лена не ответила сразу. Но уже через минуту держала малыша на руках. Он был такой крошечный, пах молоком, и что-то в его лице напоминало Ивана. Нос. Улыбка во сне. Пальцы, которые зажались в кулачок.
— Хорошо. — Тихо произнесла она. — Оставь его мне.
Эти два дня стали для Лены новыми. Она не спала по ночам — кормила, укачивала, пела колыбельные, вспомнив всё, что когда-то мечтала напевать. Она шептала малышу сказки, рассказывала, какой у него был отец, гладила по головке. Сердце, казалось, срослось вновь.
Но Екатерина не вернулась через два дня. Ни через три. Ни через пять.
Телефон был выключен. На сообщения не отвечала. Лена поехала по адресу, который та оставила, — квартира оказалась пустой. Соседи сказали, что девушка съехала ещё до родов.
Прошла неделя. Потом ещё одна. Лена пошла в полицию — подать заявление о пропаже. Её выслушали, взяли заявление, пообещали разобраться. Но время шло — и Екатерина не находилась.
Официальное оформление опекунства оказалось долгим. Но органы опеки шли ей навстречу: Лена не скрывала, что она не мать, что ребёнок был оставлен ей. Она предоставила фотографии, переписки с Екатериной, свидетельство о смерти Ивана, ДНК-тест, который подтвердила — Ваня действительно был сыном её бывшего мужа.
Сначала дали временное опекунство. Потом — постоянное.
Прошёл год.
Ваня уже ходил, уверенно держась за диван, лепетал что-то невнятное, разбрасывал кашу по столу и смеялся, когда Лена поднимала бровь и изображала строгую маму. У него были светлые волосы и серые глаза — те самые, что раньше смотрели на неё с любовью, а потом — с холодом.
Иногда по ночам Лена просыпалась в слезах. Но потом слышала, как в детской что-то шуршит, и шла туда босиком, чтобы снова завернуть Ваню в одеяло. И сердце наполнялось светом.
Она не переставала задаваться вопросом, почему Екатерина так поступила. Но ответа не было. Может, испугалась. Может, не справилась. А может — действительно верила, что Лена сможет стать для малыша лучшей матерью.
На вторую весну Ваня уже бегал по парку и смеялся в голос, когда Лена запускала мыльные пузыри. Однажды к ним подошла женщина и с улыбкой спросила:
— Ох, какой красавец! А на кого он больше похож — на вас или на папу?
Лена замерла, а потом улыбнулась:
— Наверное, на папу. Он очень его ждал.
Прошло ещё несколько лет.
Лена сменила работу — перешла в частную школу, где нагрузка была легче, а зарплата выше. Ваня рос — озорной, добрый, чувствительный. Каждый вечер они читали сказки, рисовали, пекли печенье. Иногда он спрашивал:
— А где мой папа?
Лена всегда отвечала честно:
— Он был очень хороший человек. Он тебя очень хотел. И он бы был горд тобой.
— А почему он не с нами?
— Потому что он теперь на небе. Но он смотрит на нас. И, думаю, улыбается.
Когда Ване исполнилось семь, он принёс из школы рисунок: их дом, деревья, кошка и двое людей — он и Лена. А сверху — облако, и в нём лицо мужчины с крыльями.
— Это кто? — спросила она.
— Это папа. Я его видел во сне. Он сказал, что любит тебя. И что всё правильно.
Слёзы застелили глаза. Лена обняла сына, прижала к себе.
— Да, милый. Всё правильно.
Однажды, уже через много лет, когда Ваня учился в университете и был на практике в другой области, ему позвонили.
— Мам, тут одна женщина подошла, сказала, что она моя мать. Ты ведь моя мама, да?
Лена сжала телефон.
— Сынок… Да, я твоя мама. Не по крови, а по любви. Но если ты захочешь — можешь узнать её. Я не держу тебя.
На другой день Ваня приехал домой. Сел на кухне, взял Лену за руку.
— Я с ней поговорил. Она извинилась. Сказала, что была слаба, испугалась. Но… я понял, что она — просто женщина, а ты — моя мама. Ты меня вырастила. Ты была со мной, когда я болел, когда я плакал, когда я сдавал экзамены. Я люблю тебя. И ты — моя настоящая семья.
Лена не ответила. Она только обняла его крепко-крепко, так, как обнимают навсегда.
А на кухне, в рамке, стояла старая фотография: Лена и Иван на берегу озера, улыбающиеся, молодые, влюблённые. И рядом — другая, поновее: она и Ваня, у школы, с букетом цветов и блистающими от радости глазами.
И в этих двух снимках заключалась вся её жизнь.
Жизнь, в которой боль стала началом счастья.
Прошло ещё несколько лет.
Ване исполнилось двадцать два. Он оканчивал университет с отличием, увлекался архитектурой, проектировал парки и дома, в которых, как он сам говорил, «будет тепло и светло, как у нас с тобой, мама». Он всё чаще называл Лену именно так — с гордостью, с нежностью, как будто подчёркивая: она его корень, его дом, его всё.
Лена же не старела — по крайней мере, так говорил Ваня. Да, появились морщинки у глаз, волосы начали чуть седеть у висков, но улыбка стала ещё мягче, взгляд — ещё глубже. Она стала преподавать в университете, писать небольшие рассказы и статьи, а по вечерам читала рукописи сына, которые он приносил ей на проверку.
И только иногда, когда в доме было слишком тихо, Лена доставала коробку с воспоминаниями. Там лежали: старое письмо от Ивана, их первое совместное фото, крошечные носочки Вани, рисунок с облаком и улыбающимся папой.
Она держала всё это в руках, как самое драгоценное в мире.
В одно апрельское утро, когда солнце пробилось в окно кухни и разбудило Лене запахом поджаривающегося тоста, она увидела, что Ваня копошится у плиты. Он приехал на выходные — уже жил в другом городе, снимал квартиру, начинал работать в архитектурном бюро.
— Проснулась? — Он подмигнул. — Я думал, раз уж я у тебя в гостях, порадуйся: сын готовит завтрак!
— Только не говори, что опять сыр на сковороде и кофе, который можно резать ножом. — Лена рассмеялась, входя на кухню.
— Всё лучше. Омлет, мама. И… я хотел поговорить.
Он вытащил из кармана бархатную коробочку. Лена замерла.
— Я сделал ей предложение. — Сказал он. — Её зовут Полина. Ты с ней уже знакома. Она — та самая девочка из твоего литературного кружка. Ты ведь сразу поняла, да?
Лена кивнула. Конечно, поняла. Как не понять, когда сын смотрит на кого-то так, будто солнце встало только ради неё?
— Мы хотим, чтобы ты была рядом на свадьбе. Чтобы ты вела меня к алтарю.
— Я? — Лена прикрыла рот рукой. — Но ведь обычно… это делают отцы…
— А у меня отец — ты. Ты одна вела меня сквозь жизнь. Значит, ты поведёшь меня и в этот день.
Лена плакала. Но это были счастливые слёзы.
Свадьба была тихой, тёплой, в старом загородном доме, увитом плющом. Гости сидели за длинным деревянным столом, украшенным лавандой и свечами. Лена держала Ваню за руку, когда они шли по дорожке из лепестков. Он был в сером костюме, и в его взгляде было столько благодарности, что у Лены сжималось сердце.
Полина подошла к ней перед началом церемонии:
— Спасибо вам. За него. За то, что он у меня есть. Он часто говорит, что всё, что в нём светлого — это от вас.
Через год после свадьбы Ваня и Полина сообщили, что ждут ребёнка. На этот раз уже Лена сидела на диване и всхлипывала — от счастья.
— Знаешь, как мы хотим назвать дочку? — спросил Ваня. — Елена. В твою честь. А если будет сын — Иван.
— Но… — Лена покачала головой. — Это необязательно.
— Обязательно. Это благодарность. Это память. Это — любовь.
Когда родилась маленькая Елена, Лена впервые в жизни почувствовала себя по-настоящему бабушкой. Она держала на руках это крошечное создание, слушала её тихое сопение и ощущала, как вся её жизнь — каждый поворот судьбы, каждая боль, каждое решение — вело именно к этому моменту.
Она не стала баловать внучку излишне, но научила её читать с трёх лет, лепить из глины, петь колыбельные. И каждый вечер, когда Ваня и Полина приезжали в гости, дом наполнялся смехом, разговорами и светом, которого раньше так не хватало.
Однажды Лена нашла в почтовом ящике письмо. Без обратного адреса.
Лена,
Пишу вам спустя годы.
Я тогда сбежала, потому что боялась. Я не была готова быть матерью, остаться одна с младенцем и без Ивана.
Но я знаю, что сделала правильно. Я всегда верила, что вы дадите Ване любовь и дом, которого я бы не смогла.
Простите меня, если сможете.
Екатерина.
Лена долго держала письмо в руках. Потом аккуратно сложила его и убрала в ту же коробку с воспоминаниями. Не потому что хотела забыть — а потому что прощение стало частью её пути.
Прошло время. Ваня взрослел, Полина открыла своё маленькое издательство, Елена пошла в школу, и все трое часто приезжали к бабушке. А та всё так же вставала рано, пекла пироги и слушала музыку, глядя в окно, где цвели её любимые тюльпаны.
Жизнь текла — полная, глубокая, тихо счастливая. В ней было всё: утраты, чудо, прощение, новое начало. И больше не было боли.
Была любовь. Настоящая. Та, что остаётся навсегда.
